Проснулся около 7 утра. Почо, обычно спящий у меня в ногах, быстро это просёк. Полез, пытаясь лизнуть в нос. Надо вставать.
В своей деревенской кухне-столовой разжигаю камин. Так-то по ночам кухня-столовая держит температуру, но в трусах и в майке все же зябко.
Пока закипает чайник, успеваю выкурить сигарету и просмотреть в телеграме последние новости.
За окном один хрен хоть глаз коли. Надо, чтоб хоть чуть рассвело, чтобы вывести пса и не ломать ноги в сугробах. Поэтому чищу зубы, бреюсь, по старой привычке подставляю голову под струю воды.
Можно и позавтракать. Себе - пару двухминутных яиц, Почо - раздробленный гипоаллергенный корм с мелко нарезанной индюшачьей грудкой. С кормом беда - в зоомагазинах остался только Роял Канин для крупных собак. Состав тот же, что и для мелких, но гранулы - ого-го! Решает проблему гранул киянка, которой я обычно глушу карпов из моей маленькой домашней рыбной фермы, прежде чем приступить к разделке.
На календаре - 23 декабря. Обычно по этим числам снимаю показания счетчика. Эта процедура требует налобного фонаря и мощных очков. В современных многотарифных счетчиках нет подсветки, их вообще дебилы создавали по части видимости цифирок. Так что ловлю, мучаясь, показания по всем трем тарифам. Почти 9 тысяч за месяц. Такая вот цена за частичный обогрев зимой. Будет больше.
Выходим с Почо в занимающуюся светом глушь - такую, что в ушах звенит!
Пробуждение утра в этой глуши поистине калейдоскопное. Ни разу повторяющейся картинки, словно каждый раз ты в мире ином, который сам перманентно иной. При всей однообразности бытовухи именно эта инакость западает так, что будни опознаешь наперечет, и у каждого дня появляется имя. Дышишь рассветом, нюхаешь его, как младенца, еще соединенного пуповиной с матерью. И хочется стакан ледяной водки! Выпить! Крякнуть! Грохнуть о землю! Чтоб вырвалась пьяная душа из стреноженных мозгов, чтоб воспарилась над утлой деревенькой - в нежном и молчаливом её созерцании...
Так мы с Почо обходим по-над деревней круг, в центре которого топчатся Михалыч и старушка Танька в ожидании автолавки.
Старики воркуют меж собой, допуская матерки, что иногда режет мои интеллигентные уши. Потом отвлекаются на Почо, к которому выскакивает собака Михалыча по кличке Альма. Это чрезвычайно игривая сука, забывающая, что она раз в шесть крупнее Почо. Поэтому легко закапывает его в снег.
- Щас я тебе прутиком вдоль спины! - ору я, на что умная Альма реагирует рамками приличия. Но это ненадолго. Собачья кутерьма продолжается, а нам, как единственным здесь деревенским жителям надо пообщаться.
Начинает вредная Танька:
- Нашел, что ли, свою Изольду?
- Никого я не искал.
- Врешь! Люди рассказывают, всюду ты нос суёшь с этой Изольдой! Ох, пожалеешь!
Я к Михалычу за защитой:
- Почему Танька такая злая?
Михалыч же - к вечным своим усмешкам, вместо того, чтобы меня поддержать.
- Злая - потому что правду говорит. Все говорящие правду злые!
- Ну, Михалыч!
- А вот ты добрый. Почему? Потому что правды не говоришь!
- Если я скажу правду про ваши проделки, тебя с Танькой посадят!
- А тебя?
- А меня расстреляют!
На том, посмеявшись, расходимся, хотя чувствую спиной, как Танька машет лыжной палкой, которую использует вместо клюки. Таньку, в отличие от Михалыча, не навещаю. Так, разве что, свежей рыбки ей отнести - через ею приоткрытую дверь.
Помню лет 20 назад, когда в деревне стариков было побольше, мы с приятелем разносили по ним всякую снедь после богатого застолья. Сначала зашли к Таньке, потом - к старушкам напротив. И вдруг Танька, одаренная снедью, орёт через оградку:
- Не разговаривайте с ними! Они ебанутые!
Теперь она единственная здравствующая из всех деревенских старух. Ей всего 96.
Где-то с 10 начинается моя удалёнка, которой обычно ни конца, ни края. Но от компа можно всегда отвлечься и поставить обед. Сделаю рассольник по трактирному варианту. Что-то в нем есть, освежающее организм. Заодно уж что-то подготовлю к ужину, чтобы потом не париться. Отбиваю тонкий говяжий край на кости, выношу на мороз, залив пивом и соевым соусом.
Наверняка вечером заявится местный колдырь Витя. Таких называют "бывший интеллигентный человек". Наверное потому, что он а) не деревенский и б) чрезмерно бухает. Хотя интеллигентности, если под этим подразумевать вполне ясную голову на плечах, не растратил. "Мне общения не хватает", - объясняет он мне. И в этом не ощущается забулдыжных причуд. Я ещё и на Почо ориентируюсь. Витя - единственный из приходящих в мой дом, вокруг которого мой пёс прыгает навеки влюбленным.
У Вити бзик построить в нашей местности что-то для экотуризма, чем он и занимается последние 25 лет, покинув Москву. Денег для этого у него практически нет. В магазине он отоваривается в долг. Но, надо сказать, за четверть века на его делянке какие-то контуры дома для экотуристов всё же обозначились. Он не верит, что при его темпах, безденежье и "колдыризме" вся эта история растянется до бесконечности. Но критику воспринимает: "Я тебя услышал!". Хотя я - тот ещё критик. Ругая Витю за пьянство, при этом наливаю. Мы же общаемся. Под хорошую еду грех не выпить. Тем более что Витя не сдерживается, пробуя такую еду: "Как же это вкусно!". Тут водка сама по себе отодвигается на периферию.
Но мне прямо сейчас нужно дров в дом принести. Подменную воду бросить в маленькую домашнюю рыбную ферму. Продолжить удаленку. И глубокой ночью случайно заснуть на диване у камина, чувствуя в ногах дремлющего Почо.