В лагуне острова Майотта мы пережили незабываемое приключение: мы видели самое древнее из всех живущих на земле существ - кистеперую рыбу целакантуса, самую знаменитую рыбу на свете.
Около трехсот миллионов лет тому назад в тех сравнительно неглубоких морях, которые покрывали тогда большую часть земли, впервые появились высокоразвитые животные. Среди губок и многочисленных уже в те времена кораллов, рядом с голотуриями и другими иглокожими, рядом с гигантскими ракообразными появились первые рыбы. Эти примитивные позвоночные постепенно все усложняли и совершенствовали свое строение, пока, наконец, к середине палеозоя не стали попадаться рыбы, весьма похожие на современных. Это были кистеперые рыбы, животные с конечностями, приспособленными для плавания. От них впоследствии произошли земноводные - первые существа, которым предстояло покинуть водную стихию.
По сохранившимся окаменелым остаткам, миллионы лет пролежавшим в земле, ученым удалось приблизительно реконструировать внешний вид этих, как считалось, давно вымерших существ. Как же, собственно, выглядели кистеперые рыбы? Чем отличались от современных рыб эти загадочные создания, исчезновение которых повлекло за собой так много ученых изысканий?
Те, кто готовился услышать описание ужасных чудовищ, населявших, по весьма распространенному мнению, землю в доисторические времена, будут сильно разочарованы, узнав, что целакантусы - это большие толстые рыбы, от одного до двух метров длиной, чьи тела были покрыты особой чешуей, по химическому составу близкой к человеческим зубам. У них имелось два грудных плавники, которые, по всей видимости, были членистыми, т. е. соединялись с телом при помощи такой же скелетной конструкции, какую можно наблюдать в конечностях современных позвоночных. К числу прочих их особенностей следует отнести значительную ширину туловища и наличие плавательного пузыря, выполняющего, как и у современных двоякодышащих, также функции легких.
В декабре 1938 года, за несколько дней до рождества, на южном побережье Африки рыбаки, выбирая сети, обнаружили, что в их снасти попалось что-то необычное - какое-то животное, крупное и чрезвычайно воинственное, судя по его свирепым попыткам разорвать невод. С большими предосторожностями рыбаки выволокли свой улов ни берег и тут же, снедаемые любопытством, развязав невод, вытряхнули на землю его содержимое.
Их пораженному взору предстала рыба длиною в полтора метра и весом более пятидесяти килограммов. Равномерно окрашенная голубая рыба, которую они никогда к жизни раньше не видели.
С этим странным трофеем отправились они в деревню, чтобы показать удивительное создание старикам. Но прошло несколько дней, прежде чем эту рыбу - к тому времени уже сильно разложившуюся - рыбаки решили доставить в расположенный поблизости Ист-Лондон, где находился музей естественной истории.
Сотрудница института биолог Куртенэ Латимер увидела, что рыбаки показывают ей какую-то зловонную массу, и, не веря своим глазам, она поняла, что перед нею кистеперая рыба, облаченная в плоть и кости, существо, чей возраст исчисляется миллионами лет.
Не теряя ни минуты, она решила спасти то, что еще осталось от этого ценнейшего экземпляра, и приказала содрать с рыбы кожу и как можно лучше препарировать ее. Затем она написала обо всем профессору Дж. Л. Смиту - крупнейшему южноафриканскому ихтиологу. Он окрестил рыбу Latimeria chalumnae в честь девушки, которая сделала это удивительное открытие, и констатировал факт величайшего сходства между вымершими и живущими ныне кистеперыми рыбами.
Как ни трудно этому поверить, но по первой же фотографии латимерии можно было установить потрясающее сходство между этой рыбой и талантливыми реконструкциями палеонтологов. Факт этот лишний раз подтверждает огромное значение и необычайные возможно ста этой отрасли биологической науки.
Тем временем на месте, где была обнаружена удивительная рыба, Южноафриканский гидробиологический институт организовал дальнейшие интенсивные поиски. Профессор Смит самым тщательным образом исследовал в этом районе каждый уголок, но ему так и не удалось больше обнаружить никаких следов кистеперой рыбы. Пятнадцать лет продолжал он поиски у берегов Восточной Африки, но, если б он не столкнулся с капитаном Хаштом, он, вероятно, и по сей день еще разыскивал бы знаменитую кистеперую рыбу.
Капитан Хант был типичным представителем того специфического разряда моряков - любителей приключений, которые бороздят на своих шхунах прибрежные воды Индийского океана. Он был человек симпатичный и предприимчивый, и оба эти качества позволяли ему с успехом вести торговлю различными товарами на Мадагаскаре, Коморских островах и африканском побережье.
Встреча двух героев нашего повествования произошла в Дурбане, на восточном берегу Южной Африки. Во время завязавшегося между ними разговора ихтиолог рассказал капитану о рыбе, которая стала уже его манией, и между прочим, показал ему фотографию, сделанную в первый же момент.
- Знаю я этих рыб, их полно на Коморских островах! - воскликнул Эрик Хант, рассматривая изображение.
Профессор Смит стал терпеливо объяснять своему собеседнику, что животное это чрезвычайно редкое, может быть, даже уникальное. Он, вероятно, спутал его с какой-нибудь другой, похожей рыбой.
- Нет, нет, - упорно настаивал мистер Хант. - Уверяю вас, что целакантус, как вы его называете, очень часто встречается на Коморских островах. Я даже мог, сказать вам, что островитяне используют его шершавую чешую для зачистки велосипедных камер.
Упоминание о больших и шероховатых кусках рыбьего панциря заставило профессора вздрогнуть. А что если капитан говорит правду? Тем не менее, то ли потому, что пятнадцатилетние безрезультатные поиски превратили профессора Смита в скептика, то ли потому, что он знал способность своего собеседника увлекаться, особого значения этим сведениям он не придал.
Все же он передал капитану фотографию рыбы.
- Пройдет немного времени, - пообещал мистер Кент, слегка уязвленный недоверчивостью ученого, - и я мм предоставлю верные доказательства.
И ушел.
Капитан Хант отправился на Коморские острова. Умелый делец тщательнейшим образом продумал план предстоящей «операции целакантус» и прежде всего заказал сотни копий фотографии, предоставленной ему ихтиологом. И вот во всех общественных местах, на стенках домок, на стволах деревьев, повсюду на островах появилась удивительная фотография с подписью: «Всякому, кто сообщит о поимке или же сам поймает изображенное здесь животное, будет выдана премия в размере десяти тысяч франков».
Иронические улыбки играли на губах французских резидентов и натуралистов из Центрального института в Антанариве на Мадагаскаре. Да и возможно ли было не смеяться над этим комичным объявлением? Все равно, как если бы на улицах Рима, Парижа или Лондона появилась фотография динозавра с подписью, подобной той, которой мистер Хант снабдил фотографию целакантуса.
Дело это вызвало всеобщее веселье на Коморских Островах, но тут произошло событие, прогнавшее с уст скептиков издевательские улыбки. Несколько рыбаков с острова Анжуан приехали к капитану Ханту и привезли ему рыбу, точно соответствующую опубликованному изображению. После пятнадцатилетнего перерыва появился второй целакантус, на сей раз благодаря настойчивым поискам предприимчивого моряка.
Не колеблясь ни секунды, капитан Эрик Хант с тем спокойствием, которое испытывает человек, совершенно убежденный в собственной правоте, телеграфировал профессору Смиту: «Латимерия поймана. Приезжайте за нею».
Повторять приглашение не потребовалось. Ихтиолог информировал обо всем правительство, получил в свое распоряжение самолет и прилетел на Анжуан. Там он пробыл ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы отблагодарить и вознаградить своего удивительного помощника, а затем с драгоценной рыбой быстро отправился на родину.
Это происшествие комментировала печать всего мира. В газетах и журналах появлялись самые невероятные заголовки: «Выужена морская рыба, возраст которой исчисляется миллионами лет», «Предок человека в рыбацких сетях», «Поймано живое ископаемое» и т. п. Шумиха привлекла внимание общественности к недавнему событию. О профессоре Смите и капитане Ханте заговорили миллионы людей. «Операция целакантус» начинала превращаться в коммерческое мероприятие. Повсюду в страшной спешке стали готовить ихтиологические экспедиции на Коморские острова.
Видя всю эту свистопляску, французские власти были крайне раздосадованы действиями доктора Смита, который успел вывезти с их территории такое сокровище.
Через несколько месяцев после этих событий одна иностранная зоологическая экспедиция, а именно наша, отчалив от африканских берегов, высадилась на Коморских островах.
Собственно говоря, наша экспедиция была организована еще задолго до того, как латимерия сделала этот небольшой архипелаг, затерянный в водах Мозамбикского пролива, центром всеобщего внимания. Но французские чиновники, наученные горьким опытом, встретили нас с недоверием, вместо того чтобы проявить по отношению к экспедиции дух плодотворного сотрудничества. И только под конец, убедившись, что ихтиологические «изыскания итальянских ученых проводятся на мелководье, вдали от тех глубин, где была выловлена доисторическая рыба, они поверили в наши добрые намерения.
Мы уже целый месяц путешествовали по архипелагу, когда, опять-таки у Анжуана, 25 сентября произошло событие, вновь возбудившее интерес к «живому ископаемому». Местные рыбаки выловили еще один экземпляр латимерии. Теперь у Франции был свой экземпляр прославленного животного! Этот случай доказывал также, что кистеперая рыба - не такая уж исключительная редкость, как полагали ранее.
Через месяц после этого мы тоже повстречались с целакантусом, на этот раз на морском дне поблизости от острова Майотта. Это было в воскресенье 25 октября. В десять часов утра «Марсуин» бросил якорь. В этот день мы намеревались провести кое-какие изыскания у подножия кораллового рифа к востоку от Майотты, и капитан Брайен поставил нашу шхуну возле островка Бандели, в пятистах метрах от коралловых мелей.
Манунца и Тести уселись в спасательную шлюпку с Макеном на веслах, мы с Фабрицио спустили надувную лодку, и так в сияющем свете утра поплыли к мадрепорам. Перед нами в коралловом барьере виднелся широкий проход метров в десять глубиной, связывавший воды лагуны с океаном. Это был «Пассаж де Бандели», которым пользовались корабли, плывшие с Мадагаскара, когда им нужно было выйти на рейд Дзаудзи.
Когда мы добрались до мадрепоровых образований, Фабрицио, Манунца и я погрузились в воду и принялись за работу. Опять перед нами был фантастический морской пейзаж, опять среди кораллов плавали мириады рыб, наперебой привлекая к себе наше внимание. За несколько часов мы с Фабрицио, неизменно сопровождаемые Манунцой с кислородным респиратором и кинокамерой, набрали немало образцов грунта, наловили представителей животного мира и нащелкали несколько фотографий.
Продвигаясь вдоль внутреннего края кораллового барьера, мы внезапно очутились в таком месте, где проход Бандели прерывает линию отмелей. Здесь сцена сразу же, словно по волшебству, переменилась - белое песчаное дно, лишь кое-где усыпанное одиночными группами полипов, круто уходило вниз, в синюю глубину. Теперь нам встречались другие обитатели подводного мира, совсем не похожие на тех, что были вокруг нас минуту назад. Здесь нас окружали гигантские морские окуни-цернии, стремительные барракуды, светящиеся голубые карантиды, проносящиеся небольшими грациозными стайками. Затем, когда мы продвинулись еще дальше по направлению к океану, вдоль правой стены прохода мы увидели белоперку, великолепную акулу с плавниками, покрытыми черными полосками. Кроме этих рыб, нам постоянно встречались стаи люзиан, рыб-хирургов, скарусов и спарид, двигавшихся в сторону лагуны. Видимо, рыбная фауна шла в более безопасные воды лагуны, и, судя по движению, в этом проходе нередко появлялись и обитатели открытого моря.
Было уже одиннадцать, когда Фабрицио, ненадолго оторвавшись от киноаппарата, взял из нашей лодки подводное ружье. Он погрузился, чтобы добыть свежего мяса для нашей экспедиции, а я, вооруженный фотоаппаратом в водонепроницаемом футляре, сделал несколько моментальных снимков.
И тут-то произошла неожиданная встреча. Фабрицио был уже на поверхности и собирался перезарядить ружье, а чуть поодаль Манунца, за которым следовали в своей «дингхи» Тести с Макеном, продолжал еще свою работу, Я, в нескольких метрах от Фабрицио, разглядывал дно возле правой стены прохода, уходящего в глубину.
Вдруг мое внимание привлекла какая-то странная рыба: она лежала на мадрепоровом рифе, метрах в двенадцати от поверхности. Она не двигаясь, прижалась брюхом к кораллам, словно ей лень было пошевельнуть хотя бы одним плавником. С каким старанием ни разглядывал я эту тучную рыбу, ее круглое туловище, равномерно окрашенное в коричневый цвет, я никак не мог сообразить, к какому виду она принадлежит. Может быть, к серрановым или к губанам?
Я взглянул на нее еще раз. И тут меня Поразила одна особенность ее строения, которой я прежде не заметил. Хвостовой плавник этого необыкновенного существа имел какую-то странную выпуклость. Мало того, я отчетливо видел, что хвост рыбы разделяется в центре какой-то ясно выраженной лопастью. Только одна рыба на всем земном шаре отличается этой особенностью… Но возможно ли это? Я чувствовал, как сердце колотится у меня в груди. Мои глаза под стеклами маски полезли на лоб. Хватаю Фабрицио за руку и показываю ему на это удивительное существо, а потом, не говоря ни слова и чуть не забыв от волнения набрать в легкие побольше воздуха, я ныряю.
Под водой самообладание возвращается ко мне, и я, осторожно работая ластами, спускаюсь вертикально вниз и останавливаюсь в нескольких метрах от странного животного. Плавая вокруг него, я его пристально рассмотрел и почувствовал, что в висках у меня глухо заступ чало. Когда между мной и «им» было уже не более двух метров, я поднял фотоаппарат. Я увидел, что рыба забеспокоилась, стала медленно отделяться от кораллового уступа и поворачиваться.
Теперь я глядел на нее через окошечко видоискателя. И заметил, какое у нее толстое туловище, рассмотрел плавники, имеющие форму маленьких лопаточек с мясистым основанием; увидел большой хвост, плавно переходивший в туловище без какой бы то ни было перетяжки. Каждая деталь ее облика, темно-бурая окраска, маленький голова, темная полоса вдоль бока, указывающая на местоположение костей жаберной крышки, - все это запечатлелось в моей памяти за короткое мгновение.
Затем я щелкнул фотоаппаратом. Звук этот и последовавший за ним скрип перекручиваемой пленки подействовали на животное, словно удар хлыста. Рыба сделала молниеносный пируэт, немыслимый, казалось бы, для такого грузного существа и устремилась прочь, в глубину океана. Я попытался было погнаться за нею, в то время как Фабрицио, справа от меня, схватился за ружье.
Но редчайшая дичь, остановившись на какое-то мгновение в нескольких метрах от охотника, быстро исчезла затем в синей глубине.
Не могу описать восторг, охвативший нас, когда мы опять очутились на поверхности. Мы видели кистеперую рыбу!
Манунца, который появился слишком поздно и не смог пленять эту сцену на пленку, требовал, чтоб ему описали знаменитую рыбу, дабы следующая встреча не застала ого врасплох. Фабрицио страшно огорчался, что не сумел ее поймать. «Будь она на метр ближе, - повторял он, - и я б ее схватил». А я сжимал в руках фотоаппарат, содержащий бесценный кадр.
Когда на борту «Марсуина» мы возвращались на рейд Дзаудзи, настроение у нас, как нетрудно понять, было приподнятое.
- Так, значит, рыба эта вовсе не глубоководная, - сказал я Фабрицио.
- Видимо, нет. Но ты подумай только, ведь она могла бы сейчас быть здесь на палубе, у нас в руках…
- Скажи, пожалуйста, чего ты волнуешься? Никуда она от нас не денется. Мы убедились сегодня, что по крайней мере молодые целакантусы встречаются в проходе. Завтра же мы на «Марсуине» вернемся на это место и используем все имеющиеся в нашем распоряжении средства, для того чтобы изловить кистеперую рыбу.
В тот же вечер, понимая всю важность сделанного открытия, мы сочли своим долгом поставить о нем в известность французские власти. Во время разговора с месье Галабру, исполнявшим в то время обязанности губернатора Коморских островов, я оповестил его о том, что с нами произошло, и официально заявил ему, что наша экспедиция намерена осуществить поимку этого ценнейшего животного.
Всю ночь нас, потерявших от возбуждения сон, преследовали золотые видения, в которых главная роль принадлежала стадам целакантусов. И тем не менее планам нашим не суждено было осуществиться. Через несколько дней, когда мы, уже готовые начать систематические поиски, стали было поднимать якорь, чтобы отплыть к «Пассаж де Банделй», нас вызвал к себе месье Галабру.
Когда мы пришли, он показал мне текст каблограммы, только что прибывшей из Тананариве. И я прочел следующие строки: «Доводится до сведения иностранных научных экспедиций на Коморских островах, что охота на целакантусов запрещена в течение всего 1953 года».
- Наше правительство совместно с правительствами некоторых других европейских и африканских государств готовится в будущем году предпринять охоту на это животное. А пока, дабы оградить себя от случайностей, оно принимает некоторые меры предосторожности, - пояснил мне месье Галабру, заметив на лице моем выражение полного недоумения.
- Я могу заверить вас, - возразил я, - что, если бы нам удалось изловить целакантуса, мы поспешили бы передать его французским властям. Наше открытие имеет такое большое научное значение, что для нас латимерия - это только в высшей степени интересный научный объект и ничего больше.
Но и это мое предложение было отвергнуто месье Галабру. Дело в том, что ихтиологи с Мадагаскара потребовали, чтобы латимерии, выловленные в водах департамента, изучались во французских биологических институтах. Ну, что ж. Я поблагодарил месье Галабру и, подписав несколько десятков листков со всякого рода обязательствами, откланялся.
В последовавшие дни мы уже больше не ездили к «Пассаж де Банделй». Нам не хотелось очутиться в такой обстановке, которая побудила бы нас нарушить договор, заключенный между нами и французскими властями.
После нашего отъезда на Коморских островах были выловлены еще три кистеперые рыбы, и, таким образом, ихтиологическая наука получила возможность подробно изучить этот вид. В свете всех событий становится особенно ясно, как нам не повезло. Если б не досадное совпадение нашего открытия с принятием грозного запретительного закона, мы бы, наверное, вернулись в Италию с останками рыбы, появившейся на земле триста миллионов лет тому назад.
Остров Майотта ведет постоянную борьбу с океаном. Лишенные магматических пород, образовывавшихся в прежние времена в результате деятельности вулканов и защищавших территорию острова от вторжения океана, берега его теперь постепенно отступают.
Из-за деятельности волн, беспрерывно размывающих скалы, из-за эрозии и оползней, вызванных работой бесчисленных потоков, море постепенно заливает сушу. Остров Майотта уже и прежде знавал вторжения океана - это единственный остров во всем архипелаге, где обнаружены следы известняков и окаменелых раковин, наличие которых здесь объясняется наступлением океана в четвертичный период.
И сегодня волны, несмотря на защиту кораллового барьера, неустанно продвигаются вперед. Море поглощает деревни; так, например, исчезло в водах лагуны Дзаудзи старинное селение Мирандели. Погружаются в море и исчезают огромные кратеры. Так, нет больше вулкана Коуэни. На его месте плещут волны залива Карони. Бесчисленные бухточки в изрезанных берегах обязаны своим происхождением наступлению океана. Океан словно хочет взять реванш за то, что случилось когда-то в древности, когда, вырвавшись из недр земли, Коморские острова воздвиглись среди просторов Мозамбикского пролива.
Я должен еще упомянуть, что, пока мы были на Майотте, Станис отправился на Мадагаскар, чтобы завершить наши зоологические изыскания.
Майотта была последним островом, который мы видели, уходя на север от архипелага. «Марсуин» повернул к другой группе островов - к островам Астов, Космоледо и Альдабра, составлявшим последний этап нашего путешествия в поисках исчезнувшей земли.
На острове Майотта остались целакантусы, лемуры и оператор Фульвио Тести. Последний, несмотря на все свое ворчание, до сих повсюду следовал за нами, но теперь отказался ехать дальше на «Марсуине». Почему - мы так и не узнали: то ли из-за того, что наш корабль был не слишком комфортабельным, то ли из-за того недоверия к океану, которым всегда отличался наш оператор. По правде говоря, мы сделали все возможное, чтобы сохранить его и не лишиться технического руководства в области киносъемки. Но тщетно. 16 ноября наша экспедиция, не досчитывая в своих рядах одного человека, навсегда покинула Коморские острова.
- У меня такое впечатление, что погода скоро переменится, - объявил нам мистер Брайен, когда мы, оставив позади коралловый барьер, вышли в открытое море.
- Нам тоже так кажется, - поспешили мы согласиться. Удовлетворенный капитан вернулся в рубку, чтобы следить за курсом на Астов - первый остров, который нам предстояло теперь увидеть.
«На лунных островах», Франко Э. Проспери (перевод: Инна Максимовна Бернштейн, Виктор Александрович Хинкис), 1958г.